A tale of two cities – London and Moscow

We’ve been here two days now, and we’ve met high and low and some of the sandwiched in the middle, so I hope we can be forgiven some first impressions?

Do Muscovites love Moscow?

Do Londoners love London?

I think Londoners are in love with London.

I think Muscovites feel as if they are living with an irascible bear. From a distance it is alluring, enticing, soft and cuddly. But get up too close and it will swipe a paw and knock off your head.

They feel a certain pride in their guts and nerve – not many people are steely enough to live in a bear pit. They see us Londoners as soft and spoilt, are skin cuts easily and we bruise at the slightest bump – we are not hard and we probably can’t take care of ourselves in a fight.

Here, in Moscow, I heard the word «crisis» a lot.

Now we have the same crisis in London, the great crisis of capitalism and finance and the resulting unemployment, but you don’t hear the word used – recession is about as hard as it gets.

Crisis is a tough, hard, uncompromising word.

I think it’s the right word.

Maybe that’s an important difference.

Here, they tell it like it is and they don’t mind if it hurts.

If you chop down a forest, goes the Russian proverb, chips will fly.

Here, you have to say what you think and everyone knows the words that hurt and those that heal.

We blend them to a puree so that they can’t be separated.

London is a pretty and gracious city – in parts.

Moscow is imposing, monumental and its manners are brusque.

The blood runs cold for much of the time but when it heats up, it gets very hot, a dispute is a fight, and a party is a shouting and jumping occasion for banging the table and shouting to be heard.

Like most things in life, from religion to sex, it’s a matter of taste.

Since we love both places, we can only conclude that we are a couple of broad minded lost souls!

Unless otherwise stated all photographs by Elena Bruce

Little Venice walk - last week in October

Last week in October. London. Little Venice. Drizzle. Quiet. Peaceful. I even want to believe in God, I want to thank him for placing me here, for making this place my home. I can walk here every day. And I do walk here every day. I took these photos today, because today is probably one of the last mild days of this golden autumn. Tomorrow or the day after a cold wind will blow away all the leaves and bring on winter.

I wish I could to write about it like Thomas Hardy.

Last Week in October / Thomas Hardy

 
Last Week in October

The trees are undressing, and fling in many places —
On the gray road, the roof, the window-sill —

Their radiant robes and ribbons and yellow laces;
A leaf each second so is flung at will,
Here, there, another and another, still and still.

A spider's web has caught one while downcoming,
That stays there dangling when the rest pass on;
Like a suspended criminal hangs he, mumming
In golden garb, while one yet green, high yon,
Trembles, as fearing such a fate for himself anon.

---
Thomas Hardy
from Winter Words, 1928

Unless otherwise stated all photographs by Elena Bruce

Jesus gets connected by a church in Histon, Cambridge

My Mum, Elena and I were waiting for the very infrequent bus into Cambridge when Elena spotted this alarming poster.

I knew that in the Bible Belt of the USA you could call -up Jesus on an 0800 toll free number ( he speaks pretty good English considering it’s a second language for him. I am indebted to The Texas Lounge Lizards for this information and its phrasing which you will find in their brilliant composition entitled Jesus loves me – but he can’t stand you! )

But a permanently on, wi-fi, interactive connection to Jesus is surely a terrifying prospect?

Do these religious enthusiasts know what they are doing?

How does Jesus feel about it?

Did anybody ask him?

Give the guy a break I say.

Remember, ‘Consider the lilies of the field, how they grow, yet they toil not, neither do they sow….’

Jesus believed in free time. Let’s give him some and switch off.

Remember too, as the Lounge Lizards’ so perceptively sing –

Jesus loves all his children its true – but that don’t mean he won’t incinerate a few!

I have no idea where I’m gonna go when I die – but I’d like a bit of peace and quiet.

Please.

King Lear, The Karamazov Brothers and Family Life in Britain and Russia

Some things just don’t change!

  

The production at the Almeida Theatre of Shakespeare’s King Lear, starring Jonathan Pryce as the foolish and vain old vulgarian King, was sold out.

But I was determined, as obstinate as Lear, to see it – I have 3 daughters myself, although no Kingdom to divide amongst them, and as far as I know, not one of them is evil or debauched – but you never know!

Joseph Frank, the great biographer of Dosteovsky, describes King Lear and The Brothers Karamazov as the world’s two greatest pieces of literature to deal with the theme of the moral consequences of family collapse.

In Lear, the consequences are political, cosmic and personal, but it’s the personal aspect that so moves us, and in the case of this superb production, the audience was left aghast and silent, holding tightly the hands of loved ones or rushing out into the rain to seek the comfort and warmth of strangers in crowded pubs.

Later reflection reveals how exquisitely the play deals with the unthinkable big themes though. I paraphrase here…..

-          the Gods are just, and from our pleasant vices form the instruments of our destruction

-          Is this the worst? Whilst we can say is this the worst, ‘tis not the worst

-          Is this the promised end, or just the image and semblance of it?

At this last, I imagine the politicians peering out from their underground bunkers at the earth they have atomised with their nuclear arsenals, their veins frozen as they realise that they will never kiss again and hear a baby cry – as Lear shouted in his sane madness, we cry when we are born when we realise what a stage of fools we have arrived upon!

Dosteovsky conjures up another and different blend of family breakdown headed up by a debauched and lust deranged father, surrounded by one saintly son, another cool and calculating rationalist who wants to ‘give his ticket back’ and another incontinent lover and drinker willing to throw away everything on the roll of a dice and the chance of a night of lust.

Murder, mayhem, blood, lust – we fear them, of course, but we wonder, we wonder, have we got less of life without them?

Dosteovsky surely didn’t want us to think so, or Shakespeare, but the genius of both is that we cannot find them in their characters or their plots.

They are both ‘polyphonic’ as Bachtin observed of Dosteovsky.

They both feel at home in London too, though separated by a couple of hundred years from each other, as London is still revisiting their themes of love, power, lust and the search for happiness and meaning four hundred years after King Lear was written and a century and a half after Karamazov.

It’s a shame they couldn't have worked together on something, a kind of tale of two countries and two families.

London would stage it, and it would sell out.

Принца Альберта хотят подвинуть или О лондонских дорогах и дураках

Викторианское общество (The Victorian Society ) старается сохранить или предотвратить разрушения (природные или же творимые руками людей) зданий, сооружений и ландшафта эпохи королевы Виктории. Над кольцевой развязкой Холборн тоже нависла опасность!  По проекту 1867 года, сделанному инженером Вильямом Хэувудом все шесть автомобильных магистралей пересекаются. Это пересечение обозначено доминирующей точкой - памятником Принцу Альберту. А сейчас местные власти хотят принять решение постороить там что-то. Для этого им надо перекрыть одну дорогу и передвинуть Принца Альберта в сторонку. 

Раньше я думала, что только в России существуют эти  две беды - дороги и дураки. Ан нет, их везде хватает. Спешите увидеть это место пока его не испортили!

Прогулка по Лондону и философия

Лондон - это эклектика. Не всегда приятная. В двух шагах друг от друга стоят два дома, как два разных мира. Частный дом стоимостью больше миллиона фунтов и блочный  муниципальный дом, почему-то,  по прихоти архитектора, похожий на тюрьму. Этот контраст можно увидеть в Лондоне сплошь и рядом. Кстати, Карл Маркс, который лежит на кладбище не так далеко от этих домов, говорил, что бытие определяет сознание. Если сознание формируется в том числе и видом из окна, то луший вид получается из окна дома, похожего на тюрьму. И наоборт.

    

Об этимологии и о "грубом" пальце

Приветливость, теплоту и любовь можно выразить жестами. Как правило, рукопожатием, поглаживанием объятием. То есть то, что можно выразить с помощью рук. 

Но жесты не всегда бывают теплыми и приветливыми. Жестами можно выразить также презрение, злость, агрессию, ненависть. И обычно, для выражения отрицательных чувст и эмоций достаточно кулака или даже просто одного пальца. Чаще всего- среднего. 

Откуда взялась эта неприятная привычка? Я все время грешила на америку и на американцев. Но из книги Марка Форсайта "Этимологический словарь" (Mark Forsyth, The Etymologicon)  я узнала, что, оказывается, ее придумали римляне. Древние римляне. Средний палец у них даже имел название грубого пальца digitus impudicus (rude). Это потому, что они придумали привычку показывать средний палец людям, которые им почему-то не нравились.

Римский поэт Марциал (Martial) однажды написал эпиграмму с такими строчками: 

Rideto multium qui te, Sextille, cinaedum

dixterit et digium porrigito medium

Что в переводе на английский звучит приблизительно так:  

If you are called a poof don't pause or linger

But laugh and show the chap your middle finger.

Что в моем перевоже на русский звучит примерно так:

Тебя назвали слабаком - ты не тяни с ответом

Лишь средний палец покажи и хохочи при этом. 

Do the English always look on the bright side of life?

The English attitude to adversity has always had a class dimension – the upper classes were trained to keep their emotions under wraps, hence the saying ‘Stiff upper lip,’ which might otherwise quiver with emotion.

The working class tradition, however, is one of cheery defiance, laughing in the face of adversity, cracking a joke and a smile, and often aiming a barb at the upper class twits who were responsible for their plight.

This latter attitude was brilliantly satirised by Eric Idle in the song ‘Always look on the bright side of life’ written for the film called‘Life of Brian’.

The film is a hilarious parody of religious belief and revolutionary factionalism – The Judean Front has several breakaway factions who hate each other more than they hate their oppressors, The Romans. At one point they descend into a mass brawl watched over by a pair of Roman guards sadly shaking their heads.

The song is heard at the climax of the film as The Romans crucify Brian – mistaken for the Messiah -  amongst a large number of common criminals, all of whom represent the ‘cheeky, chirpy, cockney chappie’ stereotypical British worker or Squaddie.

One of these decides to cheer up the entire collection of the crucifies with the refrain :

Always look on the bright side of life,

Always look on the right side of life,

The most scurrilous verse is the second:

Life’s a piece of shit

When you think of it

Life’s a laugh and death’s a joke it’s true,

You’ll see it’s all a show

Keep ‘em laughing as you go,

Just remember that the last laugh’s on you.

The lyrics and the setting are an explicit statement of the facetious view of the world – it’s not worth taking seriously, it is, as Albert Camus said, absurd.

Perhaps this allied itself with the English pride in the gifted amateur of Victorian times, brilliant, playing the game, doing good and making discoveries across the sciences, and always home in time for tea.

But what are we to make of it’s significance in the closing ceremony of the London Olympics?

The second verse with its reference to the excretal nature of life was included, loud and clear – in the presence of The Queen!

Is nothing sacred?

Apparently not.

Most Brits, it would seem, don’t believe in God, and they don’t really worry too much about what the Queen thinks.

Healthy disrespect was always under the surface in Britain.

Now it’s out in the open.

A Russian Lothario Sergey Zakharov sings like a Gypsy Caruso and hand jives like a Rapper

The crowd sat in respectful silence as Sergey Zakharov answered questions about his long and eventful life. The room at the Russian Cultural Institute was brightly lit and occupied enough space to sit about two hundred devoted fans. I emphasise sit, as many of them were too old to stand for long.

“What is the greatest passion of your life? “, asked an Octogenerian fan.

“Women” he replied, with reverence and a hint of sensual anticipation.

I assume from this answer that Sergey is not married at the moment, as such an answer would land most husbands in hot water, and I almost expected him to follow this with a statement that he would be happy to make love to any woman in the audience after the show – “ No, I mean it, really, any one, yes, I love all women”

He is certainly very well preserved for a man of 62 years; the figure is trim, the face tanned, the teeth white as Siberian snow and the hair as thick as Archangel forests and black as Caucasian coal.

Sergey  was accompanied by his lifelong pianist, a man who made no pretence at youthful looks or vigour, but who could certainly make magic from the keyboard.

The first song began with a melodramatic trill from the piano – then a thunderous basso profundo shout and I swear that weaker hearts than mine must have missed a dangerous couple of beats. From this cannonade beginning there poured a Gypsy staccato series of love exclamations and a clapping chorus akin to a military march that had every toe tapping and every arthritic hand gently meeting.

When Sergey sings of love, you can tell he means it, and his dancing Gypsy rhythms are compulsive and his voice is always thunder loud. As each song ends he shouts a great full stop of a grunt.

What a beast still lurks ‘neath that well preserved frame!

I was enthralled, I wanted to rise up and march across Siberia like a Decembrist fiancé to find and comfort her hopeless insurrectionist’s soul.

As Sergey Zakharov’s voice and heart swelled with emotion so did ours. I have misled you about the age of the audience – there were young as well as old. Some were as young as fifty and I spotted at least two 40 year olds trying to look older.

As Sergey sang, so like the great Italian Caruso, his arms and hands rose and fell in shapes of sinewy and voluptuous caresses. And like Caruso, his voice was mellow and deep, silken and tremendous, and like a good Romany it was also rhythmic and energetic. Eminem himself would have been proud of the way Sergey’s hand chopped the air and made way for his lyrics.

Then I closed my eyes and found myself back in the silent movies of the 1920’s, the piano raced along or stopped suddenly and a great jarring crescendo of a chord heralded the arrival of our hero. The lady swooned.

And who can blame her. I nearly did myself.

О советских битломанах - How The Beatles Rocked The Kremlin

Многие из граждан бывшего Советского Союза, кому сейчас около 50-ти, 60-ти или 70-ти, знали почти все песни Битлз наизусть. Почти все мои питерские друзья, когда я жила в Ленинграде в начале 80-х  учили английский на этих песнях. Я помню, как каждый год 9 октября мой тогдашний муж покупал бутылку хорошего вина, усаживался поудобней в кресло, ставил Белый альбом, (который тогда можно было дастать только у фарцовщиков и которым он дорожил больше всего на свете) и набирал номер своего друга, уехавшего после окончания университета в Красноярск. Так они праздновали день рождения Джона Леннона. Это было святое.

(кстати, о пластинках битлз в начале 80-х, о том, как их доставали и за сколько, читайте здесь )

10 августа 2009 года я снова прошла через все эти воспоминания, когда попала на просмотр фильма о советских битломанах в лондонском журналистском клубе Frontline Club.
Сейчас, когда всюду и везде показывают и пишут о Битлз в связи с 50-летием их первого хита, я вспомнила про тот вечер и про замечательный фильм
  How the Beatles Rocked the Kremlin, который представлял его создатель Лесли Вудхед (Leslie Woodhead). 

Я не буду здесь много писать. Потому что этот фильм лучше смотреть. Спасибо ютьюбу! Я нашла весь фильм там. Наслаждайтесь!!!

Часть 1

Часть 2

Часть 3

Часть 4

Товарищи битломаны, будем рады получить ваши комменты.

Марина Цветаева in English

2 октября в Пушкинском Доме (Pushkin House) мне посчастливилось присутствовать на прекрасном вечере, посвященном 120-летию Марины Цветаевой и выходу в свет цветаевской  Федры в переводе Анжелы Ливингстон. 

После небольшой вступительной речи Энтони Вуда,  основателя издательства Angel Classics, Анжела Ливингстон рассказала о истории написания этой пьесы Мариной Цветаевой, о ее понимании этой пьесы  и о том, как она пришла к идее ее перевода. Затем, вместо привычных дебатов с речами, вопросами и ответами, присутствующие получили несравнимое ни счем удовольствие не просто от чтения прекрасных стихов в прекрасном переводе, а от театрализованного представления Федры в исполнении профессиональных актеров Бена Ливнгстона (сына Анжелы), и Кристин Хатчинсон.  (A rehearsed reading by Ben Livingstone and Kristin Hutchinson Introduced by Angela Livingstone) 

Цветаевское прочтение (1927 год) знаменитой легенды Эврипида отличается от всех предыдущих. Цветаевская Федра моложе и сексуальней, ее драма более трагична и эмоциональна.  И все это было передано актерами. Видно было, чтои они испытывают огромное наслаждение, читая этот прекрасный текст. 

Перевод Анжелы Ливингстон, вышедший  в свет в издательстве Angel Classics 30 августа этого года, является первым переводом этой пьесы Цветаевой на английском языке.  

Но, как оказывается, уже не единственным! Энтони Вуд заметил, что почти сразу после выхода перевода Анжелы Ливингстон в Лондоне, в США тоже издана Федра на английскм языке в другом переводе. Как говорится, то пусто, то густо!

И немного о создателях этого прекрасного поэтическо-театрально вечера. 

Анжела Ливингстон - профессор в отставке Эссекского университета, где она в течение 31 года преподавала литературу ( главным образом, русскую).    

Angela Livingstone is Professor Emeritus, University of Essex, where she taught literature (mainly Russian) for thirty-one years. Among her publications are “Lou Andreas-Salomé” (her life and writings), 1984, four books on Pasternak (most recently “The Marsh of Gold: Pasternak’s Writings on Inspiration and Creation”, 2008), and two books presenting translations of work by Tsvetaeva with commentary: “Art in the Light of Conscience: Eight Essays on Poetry”, 1992/2010, and the long poem “The Ratcatcher”, 1999.

Бен Ливингстон изучал французский и нoрвежские языки в University College London, затем обучался актерскому мастерству в театральной школе. После этого он работал актером как в Великобритании, так и зарубежом, в театре и в кино. Также он работает в качестве музыкального режиссера в постановках театра Шекспира. 

Ben Livingstone read French and Norwegian at University College London, then trained as an actor at East 15 Acting School. He has since worked extensively as an actor both in the UK and abroad in repertory theatres, at the Royal Shakespeare Company, in touring productions, performance art, TV, film, in museums, galleries, outdoor productions and street theatre. He has also worked as music director on a number of productions, mostly for the RSC.

Кристин Хатчинсон изучала английсую литературу в Оксфорде и актерское мастерство. Она работает на телевидении, радио, в театрах. 

Kristin Hutchinson studied English at Oxford and trained as an actor at The Poor School and with Gardzienice Theatre Association in Poland. She has worked in television, radio and extensively in theatre, including a long collaboration with the director Katie Mitchell, with productions at the Royal Shakespeare Company and Royal National Theatre, most recently “Beauty and the Beast”, “Waves”, “Dreamplay” and “Iphigenia at Aulis”.

Здесь я привожу отрывок (пожалуй, самый эмоциональный и рвущий сердце на части!) из оригинала и из  перевода. 

Марина Цветаева из "Федры"

ФЕДРА 
Вразуми меня, дурную!

К шкуркам ланичьим ревную,

Устилающим пещеру.

Деревцо стояло, щедрой

Тенью путников поило.

Это я его спалила

Исступлением, тоскою.

Каждый вздох листочка стоил

Бедному, - румян: не смыслишь!

Сколько вздохов - столько листьев.

Не листва-нова - жизнь сохнет!

Сколько листьев - столько вздохов:

Задыханий, удушений...

Лучезарная? Да тени ж

Тень! Вся краска на постели

Ипполитовой. Не целил,

А попал. Ребятам на смех

Малым: не стрелял, а насмерть.

Но под брачным покрывалом

Сна с тобой мне было б мало.

Кратка ночка, вставай-ёжься!

Что за сон, когда проснешься

Завтра ж, и опять день-буден.

О другом, о непробудном

Сне - уж постлано, где лечь нам -

Грежу, не ночном, а вечном,

Нескончаемом, - пусть плачут! -

Где ни пасынков, ни мачех,

Ни грехов, живущих в детях,

Ни мужей седых, ни третьих

Жен...

Лишь раз один! Ждав - обуглилась!

Пока руки есть! Пока губы есть!

Будет - молчано! Будет - глядено!

Слово! Слово одно лишь!

ИППОЛИТ

                                             Гадина.

 In English - translation by Angela Livingstone

PHAEDRA

Help me understand, I'm stupid!

Even jealous of the elk-skins

strewn for carpets in this cave.

Once there was a little tree -

gave its plenteous shade to travellers.

It was I who burned it down

whit my frenzy, with my yearning.

Each sigh cost the poor tree a leaf -

how red it was, you can't conceive!

As many leaves as there were sighs,

each new leaf - its life dried out.

As many sighs as there were leaves,

as many sobs and smotherings...

Shining? No, oh, no, the shadow

of a shadow! All the colour -

on Hippolytus's bed. You took

no aim, but hit the mark. A small

child would laugh: no shot, but a kill.

Yet beneath a marriage coverlet

sleep with you would be too little.

Night is shot - we'd rise and shiver.

What's a sleep if in the morning

we must wake to common daylight?

No, I'm dreaming of a different

sleep - of one we'll never wake from -

the bed is spread for us already -

not a night's sleep - sleep eternal,

never-ending...let them weep!-

where no stepsons are, no stepmothers,

where no sins live on in children,

no grey-bearded husbands, no third

wives...

Just once! I'm all burnt up from waiting!

While we have arms, while we have lips!

It will be glimpsed - it won't be spoken of!

One word, say one word to me!...

HIPPOLYTUS

                                                Reptile!

Found in Translation : The secret of the good life

A dark blue canopy covered London and sank lower as the wind gusted harder and rain whipped across our faces. It was an angry night, and our spirits were under attack as we made our way towards a modest home in Highbury, London.

We did not expect what we found.

Anthony Wood is the founder of Angel Books. He is a great lover of literature and language. His company was founded 30 years ago, and ours was the privilege of attending a small celebration in his home to mark the event.

Angel Books is devoted to the notion that literature should be enjoyed by people who do not speak the language of the author. Antony is, therefore, devoted to the art of translation. 

Now I know nothing about translation - except what I have read from Walter Benjamin.

But I am sure that Elena and I learned something profound about it that evening, and something more important.

Once in the company of the small ensemble of Antony and his friends and collaborators we had entered a small patch of paradise. Conversation sounded as exquisite Mozart sonatas sound, it entranced and made us lean towards it. Every note was a grace note, and shone back upon its player as it radiated warmth and light upon its reciever. Every question seemed designed to draw out only goodness, and every answer was rewarded with patient interest.  

If every translation published by Angel Books were a child, no child would have more patient, tender and loving parents, firm and comforting at one and the same time, reproving never rebuking, correcting never punishing.

Literature and language. Here were lovers of both, long term lovers, and each was a lover of humanity too, even if wearied by decades of loving concern, maybe dismayed by the reluctance of the patient to respond to treatment, but lovers nonetheless.

The time seemed to stand still as all around us rays of golden light played around.

A delicate bouquet surrounded us.

The conversation of Angels is from the kingdom of heaven and it was all around us.

Unfortunately, it was time to leave, and as we walked away, holding hands, we turned back for one last look.

We would have to live and work now from the sweat of our brows.

Antony loves the English language. He loves Russian, German and other languages too. He loves literature and so do all his friends.

Here is a secret of life and love that lasts and lasts.

It must be more than a London secret.

It must have its equivalent in every city.

We hope so.

Красные призраки, марш-марш вперед!

Британцы владели когда-то почти всем миром. Английский язык стал лингва франка. Британцы очень долго считали, что им не нужно учить иностранные языки, так как были искренне уверены. что почти весь мир говорит или скоро будет говорить на английском. Кто знает, может быть это и произойдет когда-нибудь. Но пока французы говорят по-французски. немцы- по немецки. китайцы- по китайски, русские - по-русски. И так далее. И не только говорят, но и пишут. Пишут рассказы,  повести, романы, стихи. Литературу, достойную внимания. Как же быть британцам, если они хотят ее почитать? Нужны переводы, и притом, хорошие переводы.

 Несколько лет назад, когда я принимала участие в организации первого круглого стола в рамках фестиваля "Пушкин в Британии", я познакомилась с интереснейшими людьми, английскими филологами и лингвистами, специалистами по русской литературе: с теперь уже покойным Стэнли Митчелом (Stanley Mitchell), чей перевод Евгения Онегина на английский несомненно является лучшим на данный момент, с Робертом Чандлером (Robert Chandler) , одним из признанных авторитетов среди знатоков и переводчиков русской литературы, с Майклом Баскером (Michael Basker) , профессором- преподавателем русского языка в университете Бристоля, и с Энтони Вудом, переводчиком и основателем издательства Angel Books.

После этого я встречалась с Энтони на различных мероприятиях, связанных с русской литературой и поэзией, на выставке русского авангарда, и у него дома, когда я брала у него интервью для русской газеты "Англия". Год назад мы встретились снова на похоронах Стэнли Митчела.

И вот недавно мой мобильник зазвонил и высветилось имя Antony Wood. Энтони пригласил меня на вечеринку в честь 30-летия его издательства. 27 сентября, ровно через 30 лет после основания издательства, в доме у Энтони, где и базируется Angel Books, собралось с десяток человек, тех, кто каким-то образом был связан в течение этих 30 лет или с работой издательства, или с переводами.

В своей статье "Pushing back the frontiers: Angel Books at 30" ("Отодвигая гранцы: 30-летие Angel Books" ) Энтони говорит, что основной целью основания этого издательства было "to 'push back the frontiers' of the world literature available in English"  ( раздвинуть границы мировой литературы, доступной для читающих на английском языке). Во-первых, он, будучи лингвистом и долгое время проработавший в издательствах, видел, что английский читатель лишен возможности наслаждаться достаточно большим количеством произведений мировой литературы,  так как они не были переведены на английский язык. Во-вторых,  те переводы, что были, не всегда были качественными, так как другие издательства, публикующие переводы, не всегда серьезно относились к подбору как оригинала,  так и переводчика.   Поэтому, одной из главных установок Angel было качество, а не количество. Пусть будет мало, но очень хорошо!

Так как Энтони сам отлично владеет русским и немецкими языками, то большинство изданий Angel - это переводы русской и немецкой литературы, включая такие имена, как Пушкин. Бунин, Лесков, Зощенко, Гофмансталь, Шницлер и другие. А  переводы Теодора Шторма и теодора Фонтане, одних из самых значительных представителей немецкого реализма, получили единодушное признание критики.

"Литературный, издательский и читательский мир меняется на глазах",- признался Энтони. Меняется технология, экономика, политика, и, конечно, язык. Как идти в ногу со временем, чтобы не только выживать. но чтобы быть интересным и себе и читателям? Целевая  аудитория Angel - это высокообразованный читатель, интересующийся не только книгами, написанными на английском, но и на других языках мира, интересующийся европейскими авторами 19-20 веков, того периода, когда жили наиболее читаемые английские писатели.

Может быть новое издание с интригующим названием 'Red Spectres: Russian 20th-century Gothic-fantastic Tales' ("Красные призраки: русская готика и фантастика ХХ века"), которое поступает в продажу с 1 ноября этого года,  покажется многим очень интересным и станет бестселлером?

                       Этот любительский снмок был сделан на юбилее Angel Books в доме Энтони Вуда

О Грэме Грине и его нелюбви к микрофонам

Сегодня в журналистском клубе Frontline (Передовая линия) пройдет премьерный показ 66-минутного фильма о Грэме Грине «Dangerous Edge - A Life of Graham Greene», приуроченный к годовщине со дня рождения писателя. Завтра ему исполнилось бы 108 лет.

Согласно анонсу, американский режиссер Томас О’Коннор раскрывает перед зрителем  жизнь автора романов и пьес Грэма Грина, человека, который колесил по всему миру, чтобы избежать скуки обычного существования. По словам О'Коннора, Грин имел пристрастие к опасности, как наркоман к наркотикам, был сомневающимся католиком, английским шпионом и депрессивным маньяком, написавшим романы, получившие высочайшие оценки критиков и ставшие бестселлерами. Кстати, подчеркивает, О'Коннор, пятьдесят  книг Грэма Грина и более ста рассказов инсценированы в кино, на телевидении и в театре.  В фильме использованы интервью с  литературными критиками, с бывшим шпионом, со специалистом по маниакальной депрессии и с другими, кто знал Грина.   

Я еще не видела этот фильм, и, к сожалению, не смогу посмотреть его сегодня, так как все билеты уже проданы.

Но зато я нашла интересное интервью, последнее интервью, данное Грэмом Грином американскому журналисту Джону Макартуру (John R. MacArthur) в октябре 1990 года, накануне 86-летия писателя.  Интервью длинное, целиком вы можете прочитать его здесь. Я перевела только небольшую часть его, ту, где идет упоминание о России.

Ричард Инграм, бывший главный редактор “Private Eye”, называл Грина  “a journalist manqué” (несостоявшийся журналист), и я попросил его рассказать о его карьере корреспондента, в документальных и в художественных произведениях. Собрание его журналистских работ, Reflections  (Отражения) было опубликовано в прошлом году в Англии. И Грин создал  Фаулера, циничного британского журналиста, и главного героя в Тихом Американце (The Quiet America). Я всегда подозревал, что Грин сам был прототипом для Фаулера, но он настаивал, что Фаулер полностью выдуман.

Грин отрицал идею, что он вообще был репортером. Его первая практика была, когда он, будучи молодым человеком, работал зам редактора в лондонском Times, «что было гораздо лучшей практикой для писателя, потому что ты сокращаешь слова, изменяешь заголовки и изменяешь слова»- говорил Грин.

 «Я спросил, был ли он когда-либо завербован Британским правительством на выполнение  шпионских заданий, в то время когда он выполнял задания как репортер.  «Нет» - сказал Грин, - но был один случай, когда меня попросили передать золотые часы кое-кому  в Праге, после того, как туда вошли русские, потому что они думали, что это могло бы помочь тому человеку заплатить за выезд из страны. И я встречался  с Вацлавом Гавелом в то время, но не как агент».

Грин был в Чехословакии по приглашению правительства, но он воспользовался этим моментом, чтобы пристыдить хозяев.

«Я поехал в Братиславу с выступлением, - сказал Грин,- потому что я был случайно в Праге в 1948 году в ночь, когда коммунисты захватили власть. Я говорил о Французской революции и процитировал Вордсворта «быть живым в такой рассвет – вот было  счастье, но быть молодым – это было настоящее блаженство!» (‘blissful was it in that dawn to be alive, but to be young was very heaven!). И я сказал, «Я был здесь в первый день вашей революции, но кто-то изменил свое мнение. Вордсворд изменил свое мнение!»

 «Там было много микрофонов на столе», - продолжал он, - и я сказал, что я хотел бы посмотреть как много людей понимают английский; там было 200 или 300 человек. Я сказал: «Я терпеть не могу эти микрофоны. Я никогда не знаю, в какой мне надо говорить. Какие микрофоны не мешают мне, так это тот, который наверху» , показывая на потолок, «и тот, что внизу», показывая на пол. Громкий смех в зале дал мне понять, что многие из них понимают английский. «Я потерял мой паспорт. Но русские позволили мне выехать без него. Я думаю, что они были рады избавиться от меня!»

Грин сказал, что он был рад что у Гавела была  политическая сила.
«В январе я получил письмо от него,- сказал он, - И на следующий день я получил другое писмо от него. Мне очень нравится Гавел. Я думаю, что он может быть очень опасным, потому что он, вероятно, честный политик»